Редко встречающиеся бензозаправочные станции - это благо

Любопытна также ссылка Кенингебергера на «частный сектор». В конце концов, легковые автомашины по своей природе настойчиво ищут анонимной публичности, больше того, они обычно требуют больших государственных расходов, принятия регулирующих норм и наличия персонала для контроля за их соблюдением. Вдобавок, даже (или особенно?) в обществе, где правящая идеология столь не восприимчива к обладанию частной собственностью, легковые автомобили превратились в особенно ценный объект, поскольку они обеспечивали определенную степень частной жизни и персональной независимости.

Вскоре после окончания эры Брежнева журналист Дэвид Уиллис заметил, что «советский легковой автомобиль олицетворял многое: был показателем статуса, проблемой при содержании и обслуживании, предметом экспорта с целью получения иностранной валюты, инструментом контроля со стороны партии, одним из основных товаров на черном рынке и символом индивидуальной независимости». Однако он не объяснил, как автомобиль может одновременно означать все эти понятия и какие именно средства, идеологические или иные, были вовлечены в создание подобного образа.

Через полвека после того, как автомобили глубоко изменили американское общество и его культуру, они начали проникать в жизнь советских граждан, что волей-неволей подталкивало страну к «бензиновой эре». Прогрессирующее вторжение легковых автомобилей в повседневную жизнь породило не только «водительскую» матрицу поведения — цитируем выражение уже упоминавшегося Джона Урри. Оно спровоцировало конфликты между частной и публичной сферами (или, оперируя советскими терминами, между личным и общественным) и вынужденные изменения нечетких границ между ними. Оно имело нежелательные последствия для взаимоотношений государства и граждан.

Расширяя возможности приобретения личного автомобиля, но не занимаясь расширением инфраструктуры и организации обслуживания (что отдавало эти функции на откуп полулегальному и теневому бизнесу), государство при Леониде Ильиче Брежневе само вовлекло себя в опасную («фаустовскую») сделку с заведомо индивидуалистической формой перевозок. То ли это повело к лучшему, то ли к худшему, но вскоре путешественники приезжающие, подобно Хансу Кенингсбергеру, из-за границы перестали монопольно владеть советскими дорогами — их активно теснили советские автолюбители.